— Считай, что он у вас есть! Проходите на двор, сейчас вам поможем и лошадей распрячь… О, и Ремон тут! — мужчина обнял парня, который стоял возле лошадей. — Ну, парнишка, ты и ряху наел! Кормит тебя тетка, похоже, в три горла, да не гоняет в три шеи, как всех остальных!
— Слушай, Валам, нельзя ли сделать так, чтоб один парень, приехавший со мной, в вашей деревне никому на глаза не попался? — поинтересовалась знахарка.
— А что так? Неужто привезла кого из тех, с кем лучше не связываться?
— Ты еще громче об этом скажи… — посоветовала Нази. — А не то пока что не вся ваша деревня об этом услышала. Можно подумать, что я нравы деревенские не знаю! Наверняка сейчас проснулись даже те, кто уже давно спал, и к окошкам прилипли — всем же интересно, что за гости к тебе нагрянули ночной порой. А уж слух у твоих соседей сейчас такой, что наверняка слышат, как мыши в вашем подполе скребутся. С утра у всей деревни будет о чем языки почесать.
— Это верно… — рассмеялся хозяин. — Ну, давайте, проходите в дом…
Айлин вновь подумала: как хорошо, что Нази незадолго до отъезда поставила ей защиту, и потому сейчас от нее люди не шарахаются с брезгливым выражением на лице. Все же немыслимо тяжело постоянно видеть вокруг себя неприязненно-отталкивающие взгляды, и понимать, что ты становишься изгоем среди людей…
Потом гости сидели за накрытым столом, причем хозяин для гостей не жалел угощений — как видно, из кладовок и погребов достали едва ли не все самое лучшее. Что касается Кадена, то тот счел за лучшее не выходить из кареты, закрыв дверцы изнутри и плотно завесив окна шторками. Что ж, это далеко не самое плохое решение…
Из разговоров хозяина дома, высокого мужчины лет сорока пяти, и знахарки Айлин поняла, что эти двое знакомы еще с детства, только вот позже их пути разошлись, но, тем не менее, они умудрились сохранить промеж собой дружеские чувства. Вот и сейчас эти двое вспоминали общих знакомых, события прошлой жизни, и постепенно Айлин и Мейлард стали чувствовать себя несколько неловко — они же не понимали, о чем идет речь у этих двоих, и кто те люди, о которых говорят Валам и Нази. Правда, вскоре Айлин заметила, что жена хозяина была рада появлению знахарки едва ли не больше, чем сам хозяин, и несколько раз порывалась о чем-то сказать Нази, только в последний миг ее что-то удерживало — наверное, какое-то непонятное опасение…
Вскоре знахарка посмотрела на Айлин и Мейларда, и поняла, что у них двоих слипаются глаза. Понятно было и то, что Нази хотелось поговорить с хозяином о чем-то, не предназначенном для чужих ушей, то есть ей надо было отправить спать эту молодую парочку.
— Слышь, Валам, — вздохнула знахарка. — Ты не мог бы отправить в какой-нибудь угол этих двоих сонь — они после долгой дороги спят походя!
— Понимаешь, Нази… — хозяин заметно смутился. — Для тебя и Ремона имеется свободная комната, а что касается твоих знакомых… Они не согласились бы они пойти на сеновал, а? Все же сейчас лето, и там не так холодно. Знаю, это некрасиво, гостям обычно в доме стелют, но еще одна комната у нас сейчас занята. Там Анрас с женой и ребенком…
— А, помню, ты писал мне, что Анрас, твой сын, женился… — кивнула Нази. — Ты еще упоминал, что им с женой поставили новый дом, и что у него ребенок родился… Хм, тогда почему сейчас Анрас живет у вас, да еще и вместе со всей своей семьей? Что случилось? Он не вышел из своей комнаты даже для того, чтоб поздороваться с гостями. Насколько мне помнится, на него это никак не похоже — он у вас веселый, приветливый, да и позубоскалить не откажется.
— Ох, Нази… — вздохнул мужчина. — Неладно в той семье, я уж думал к тебе ехать со своей бедой — потому и вспоминал тебя сегодня не единожды. Дом-то молодой семье мы поставили, а жизни в нем никакой нет, одна тоска да маета: там что-то постоянно, стучит, стонет, а то и воет. Не поверишь: жить в том новом доме нет никакой возможности — страшно, тошно и тяжело. Но это бы все можно пережить, куда хуже другое: молодая жена сына стала то ли заговариваться, то ли с ума сходить, да и наш парень по ночам только что не кричит, причем это происходит чуть ли не постоянно. Конечно, можно сказать, что такое случается не с ними одними, все же почти у всех бывают небольшие косяки со здоровьем. Верно, в жизни выпадает всякое, в том числе и болезни приходят не вовремя, только вот до того времени, пока им новый дом не поставили, ничего подобного в молодой семье не происходило, а сейчас мы не знаем, на что и думать! Как к нам в гости сын с женой приходят, да поживут здесь несколько дней — так им вроде легче становится, а стоит молодым вернуться в свой дом — и опять все повторяется.
— Да, матушка, помоги нам… — всхлипнула и жена хозяина, которая к тому времени уже лила горькие слезы. — На тебя одна надежда! Сын наш каждое утро совсем больной встает, за голову хватается и стонет, да и просыпается весь в поту — рубаху на нем хоть выжимай, до того мокрая! Про его жену я и не говорю — беда бедная с ней! Если так и дальше пойдет, то придется ее под замком держать, а не то ведь она, бывает, себя не помнит, и что делает — не знает! Просто как умом тронулась… А ведь еще недавно была такая славная, добрая да работящая! И ребеночек у них маленький… Да и ее родители ой как недовольны, в лицо нам говорят — что, дескать, вы, с нашей дочкой сотворили? Когда, мол, ваш сын ее за себя брал, то она здоровей здоровой была, а сейчас на нее смотреть больно!.. Того и гляди, слава о нас по округе дурная пойдет…
— А как же знахарка ваша? Что же не помогает?
— Да еще осенью померла наша знахарка, причем разом, а мастерство свое никому не передала!
— Как померла?
— Не знаем. В лес по ягоды пошла, да там и преставилась. Конечно, надо признать, что знахарка у нас была не очень. Что я имею в виду? Бестолковая, частенько все путала, то и дело ляпы допускала, но, тем не менее, кое-что могла. А сейчас ее нет, и потому мы — как без рук. Так с той поры и маемся: если кому что надо, то ездим туда, где знахарки имеются, только в наших местах дороги, сама знаешь, какие, да и добраться до каждой знающей не так просто. К тому же времени на эти поездки уйдет немало, а в летнее время, сама знаешь, каждый день дорог. Но все одно сейчас дошло до того, что рад бы все бросить, взять сына с семьей и к тебе махнуть.
— Чего ж ко мне не приехал раньше?
— Так ведь добраться до тебя — не ближний свет, да и человек ты такой, что не всегда на месте сидишь…
— Разом знахарка померла, говоришь? — переспросила Нази. — Странно… Ладно, сейчас время позднее, не будем ваших будить, да и я с дороги что-то подустала. Но уж раз я к тебе приехала, то утром разберемся, что к чему, тем более, судя по всему, их беда решаема.
— Ох!.. — жена хозяина вытерла слезу. — Ох, счастье-то какое!..
— Погоди радоваться, когда дело сделаем, тогда и рыдай от счастья… — отмахнулась Нази. — Сейчас нам с племянником надо переговорить с твоим мужем, так что лишние уши тут не нужны. Вы, парочка, идите на сеновал — это дело вам уже привычное, до утра не замерзнете. Да, и Кадену отнесите поесть. Конечно, я ему уже кое-что принесла, от голода не помрет, но парень, как я заметила, любит пожрать от пуза.
Прихватив с собой две большие деревянные тарелки, на которые обрадованная хозяйка даже не положила, а навалила целые горы снеди, молодые люди отправились в сарай, где стояла карета.
— Каден!.. — Мейлард постучал в дверцу кареты. — Каден, открывай, мы к тебе с ужином пришли. Стол накрывай, гулять будем…
— Ты же, сдается мне, поел… — Айлин толкнула парня в бок.
— Это может, ты за фигуру беспокоишься, а я, к вашему сведению, само совершенство и потому насчет ужина никогда не откажусь пойти по второму заходу…
Утром Нази поднялась на сеновал, и растолкала молодых людей ни свет, ни заря.
— Вставайте, лентяи.
— Так вроде еще рано… — Айлин терла глаза руками.
— Вообще-то трезвомыслящие люди по ночам спят… — усмехнулась знахарка. — Впрочем, таковых среди вас, кажется, нет.